Джек Восьмеркин американец [3-е издание, 1934 г.] - Николай Смирнов

Джек уже побледнел от волнения и близко подошел к Николке, как бы собираясь драться. Но первый не выдержал Николка. Он схватил Яшку за плечи и начал трясти. Яшка не понял, схватил Николку за пояс, и они оба упали на землю.

Со стороны невозможно было определить, борются ли они всерьез или шутят.

Наконец Николка зашептал на ухо Джеку:

— Так ведь мне только того и нужно, Яша. Если ты поучишься, из тебя замечательный человек выйдет… Ну, пусти, будет… Пусти, говорю.

Джек вскочил на ноги.

— Ну, давай руку! — сказал Николка. — Значит, мир. Ты на меня не сердись, это я тебе за Сундучкова отплатил. Можешь на меня жаловаться, конечно, но я слово тебе даю, что больше таких вещей не будет. Нам ссориться некогда…

— Ну да, некогда, — подтвердил Джек и обнял Николку. — Вон они, рамы-то, вставлены! Значит, надо дальше дело двигать.

— И двинем!

— Завтра же в город, Николка, поезжай. Нам сейчас инструктора столярного дела раздобыть надо. Хоть со дна моря достань. Можешь завтра поехать?

— Могу.

Николка теперь ездил в город чаще Джека: у него были знакомства, и он хорошо управлялся со всеми хозяйственными делами коммуны. Тут же во дворе они уговорились, что Николка попросит шефов рекомендовать подходящего человека инструктором, а кстати заберет инструменты.

После этого Джек и Николка вызвали Капралова из конторы и пошли в большой дом распределять комнаты. У Джека было желание переселить поскорее в коммуну тех членов, у которых избы были получше: больше материала получится от разборки строений. Николка, наоборот, исходил из нуждаемости. Немного поспорили в коридоре и в конце концов уговорились. Наметили шесть семей к переселению и шесть изб к разборке.

Большой зал решили разделить пополам разборной перегородкой. Эту перегородку придумал Чарли, он видел такие разборные стены в американских клубах. В одной половине зала должна была поместиться столовая и библиотека, а в другой — мастерская. В случае нужды в большом помещении перегородку можно было легко вынести. Зал и все комнаты решили перед заселением побелить.

Николка уехал в город вечером того же дня, а через двое суток вернулся назад в нанятых санях по первопутку. Он привез мел, кисти и инструменты. Вместе с ним приехал старичок в очках, Мильтон Иванович Пригожев. Он и должен был работать в коммуне в качестве инструктора столярного дела.

Мильтону Ивановичу было уже лет за шестьдесят, а может быть и все семьдесят. Год назад он работал в вагонных мастерских бригадиром и оттуда по старости лет ушел в отставку. У него был большой стаж в столярной работе. За свою долгую жизнь он успел побывать в Ленинграде, в Москве и в Риге. Шефы познакомили его с Николкой, и тот увлек его новизной дела и интересными планами постройки электростанции, теплицы, столярной мастерской.

«Старичок-находка», как Николка назвал Пригожева, сразу понравился коммунарам. Все один за другим приходили с ним знакомиться. Мильтон Иванович записывал себе в книжку имена и отчества коммунаров и тут же рассказывал разные смешные истории, которые с ним случались от путаницы имен и фамилий.

За обедом Мильтон Иванович был в центре внимания. Он ел мало, но рассказывал много. Говорил он о своей прежней работе на заводах, о мебели красного дерева, о революции девятьсот пятого года. Рассказывал он интересно, задавая по временам трудные вопросы, и ребята развесили уши и готовы были слушать его без конца.

После обеда было созвано производственное совещание. Оно было таким же многолюдным, как общее собрание. Мильтон Иванович переписал на бумажку всех желающих работать в столярной бригаде. Оказалось, что работать хотят почти все, за исключением пожилых женщин и стариков.

— Что же мы будем делать в первую очередь? — спросил Мильтон Иванович.

— Колесо для электрической станции, — сказал Джек.

— Подожди ты с колесом! — перебил Николка. — Колесо зимой не пригодится. Нам табуретки нужны, на поленьях сидим. Потом столы нужны, кровати.

Чарли через Джека попросил не забывать о рамах для теплицы. Капралов потребовал шкаф для отчетности, Вера Громова — полки для книг.

Пока шли разговоры, Чарли сбегал к себе в комнату и принес английские руководства и чертежи ульев, кирпичного пресса, инкубатора.

Мильтон Иванович посмотрел чертежи и сказал, что во всех этих вещах есть железные части. Это уже не столярное дело.

— А мы и слесарню заведем! — воскликнул Джек. — Все равно, раз трактор у нас будет, нам без мастерской не обойтись. Да и кузница нам нужна. А главное — место есть подходящее, у бани. И кирпич на постройку есть.

Так выплыла мысль о кузнице и слесарне, о которых раньше и не думали. Николка пообещал поговорить с сыном чижовского кузнеца, своим приятелем. Если он войдет в коммуну, кузница будет.

В тот вечер говорили долго и мирно, сидя за столом в конторе. Горела большая кацауровская лампа под розовым колпаком, и всем казалось, что новая жизнь уже пришла, а бедность и все беды остались позади. Вдруг сильно стукнули в окно снаружи. Маршев открыл дверь и впустил с холода в комнату двух братьев Козловых, Антона и Григория. У Григория под глазом был синяк, и все лицо его казалось сдвинутым куда-то в сторону.

Козловы остановились на пороге, сняли шапки, поклонились в пояс.

Антон сказал торжественно:

— Вот пришли мы, товарищи коммунары, в вашу «Новую Америку» проситься членами. Жить нам в Чижах больше невозможно.

Все встряхнулись, как после тихого сна под розовой лампой, и сразу почувствовали, что рано начали мечтать о спокойной жизни и что Козловы пришли ночью не зря.

— Так ведь ты, Антон, хотел в «Умную инициативу» записаться, — сказал Николка.

— Верно, хотел, но ничего не вышло с записью, товарищи. Вот глядите на Гришкину морду. Петр Павлович Скороходов резолюцию наложил отрицательную. Дело наше, можно сказать, табак или еще хуже.

И Козлов тут же рассказал, как пришел он вместе с товарищами записываться в артель «Умная инициатива». Сразу Петр Скороходов начал глумиться над ними, что пришли, мол, на поклон и прочее. Козлов сперва стерпел. Но когда Петр начал требовать подписку, что вновь вступающие обязуются не вмешиваться в план работ два года, он не вытерпел и заявил протест.

К этому времени у избы Петра собрались все скороходовские сторонники, и даже пришел отец Петра, Пал Палыч. Старик начал науськивать подкулачников на Козловых.

Спор перешел в драку, и Козлова с товарищами сильно поколотили.

— Хорошо еще, сельсовет на помощь подоспел, арестом пригрозил, а то совсем бы убили, — вмешался Григорий. — Все это Пал Палыч мутит. Нас же в драке обвинил, а сам начал. Нам теперь к ним в артель носа показать нельзя.

Николка начал объяснять Козловым, что, конечно, записать их в «Новую Америку» можно, но это не решает вопроса. Надо на месте бороться, расколоть Чижи, подорвать влияние Скороходовых.

Козлов усмехнулся.

— Так ведь у них же друзей более сорока человек! Кого купили, кого запугали. Того гляди, еще дом запалят ночью, и не выберешься.

— Ну вот что, Козлов, — сказал Николка. — На-днях поедем в Починки избы разбирать, на обратном пути в Чижи к вам заявимся всей коммуной. Потолкуем с крестьянством. А если Скороходовы сунутся, мы их в сельсовет сволокем и попросим Зерцалова ими заняться. Ладно, что ль, так?

— Да уж ладно.

На том и уговорились.

Работа пошла

Мильтон Иванович Пригожев в работе ценил прежде всего трудовую дисциплину. Без дисциплины по его мнению нечего было и дела затевать. В первый же день, когда собрались коммунары в мастерскую, Мильтон Иванович сообщил им кратко о порядке работ, помог каждому оборудовать рабочее место, показал, как надо правильно пользоваться инструментами. Потом задал всем сообща задачу — сделать одну табуретку. Другую табуретку стал делать сам. Он окончил свою работу раньше коммунаров, склеивать табуретки не стал, а связал ее веревкой и поставил в сторону. Тут и коммунары подали ему свое изделие. Мильтон Иванович ударил табуретку об пол, табуретка разлетелась. На отдельных частях он указал на недостатки работы, разъяснил, что продуктивнее работать, если каждый делает какую-нибудь отдельную часть и выделил каждому задание.

Работа пошла лучше. Одни резали доски на бруски, другие выстругивали из брусков ножки, третьи готовили сиденья.

Кирпичный пол запенился желтыми стружками, в воздухе запахло смолой и горячим деревом, а немного погодя и клеем.

К обеду было сделано пять табуреток, правда немного нескладных, но сидеть на них можно было. Табуретки, беленькие, склеенные и перевязанные веревками, выстроились у печки.

Коммунарки-коровницы после обеда зашли в мастерскую, увидали табуретки и сейчас же заявили Мильтону Ивановичу свои просьбы.